Нет, это не ему говорили…
Это он сам кому-то говорил. Спокойно и уверенно, с бодрой улыбкой, в то время как боль раздирала сердце, огромная, как ночное небо, и острая, как молекулярный резак. Вот тогда-то он и научился лицемерить, стал настоящим асом в этом деле.
Кого он раз за разом просил «обязательно дожить»?
– Эй, рыжий, ты чего замолчал-то? – Плаксивые нотки в голосе Шныря сменились негодующими. – Ты давай, утешай меня, а то вдруг я безвременно помру у тебя в мешке!
Все закончилось хорошо. Тейзург в конце концов принес для нее лекарство. Надо будет спросить у него… Хантре тут же понял, что спрашивать бесполезно: Золотоглазый вывернется, ничего толком не скажет и будет по-прежнему темнить.
– Шнырь, тебе нельзя помирать. Твой господин тебя вылечит, ты получишь сразу два почетных прозвища и наловишь себе много крысок и забудешь наконец ту несчастную крыску, о которой ты мне через каждые полчаса напоминаешь.
– Забуду?! – Гнупи аж взвизгнул от обиды. – А ты знаешь, рыжий, какая это была крыска? Шерстка у нее была как серый бархат, глаза словно две черные жемчужины, а зубы как будто выточены из слоновой кости, из которой люди всякие свои дорогущие шкатулки и другие безделушки делают. А хвост у нее был такой… такой… Ну, в общем, тоже особенный, это была всем крыскам крыска!
– Ты кое о чем забыл, – процедил Хантре.
– О чем? Я же все перечислил…
– Ты забыл о том, что я-то отлично знаю, какая это была крыска. Я эту облезлую дохлятину в руках держал, перед тем как на крышу забросить.
– Все ты врешь, она была особенная, такой крыски больше на свете не сыщешь!
Он завозился в мешке и ткнул мага в спину твердым кулачком, но тычок получился слабый, а Шнырь сам же и закряхтел от боли:
– У, ворюга злонравный…
Темнота скрадывала расстояние, но впереди уже блестела скудно посеребренная река.
– Суно, ты ведь можешь подавать достойный пример молодежи, являя собой образец рассудительности, умеренности и приверженности семейным ценностям?
Орвехт едва не поперхнулся кофе, поставил чашку на стол и воззрился на Шеро с немым вопросом.
Лицо главного безопасника Светлейшей Ложи, одутловатое, расплывшееся, с отвислыми щеками и веками, хранило обычное свое выражение – непроницаемое с оттенком угрюмой озабоченности.
– Хочешь навязать мне ученика-шалопая? – догадался Суно.
– Двух шалопаев. И в придачу прибавку к жалованью, чтобы подсластить сию обузу. Юнцы одаренные, изрядно самоуверенные, столпы и авторитеты в грош не ставят, но ты герой Мезры, тобой они восхищаются – стало быть, сами боги велели тебе научить их хорошему. Так что послужи благому делу. Я пошлю их с тобой в Гунханду, по дороге будешь наставлять их разумными беседами и личным примером.
– И что это за юные дарования? – поинтересовался Орвехт, понимая, что ему не отвертеться.
– Ривсойм Шайрамонг, прошлогодний выпускник Академии. С недурными задатками, неглуп, замечен в студенческих кутежах. Без пяти минут жених моей племянницы Челинсы. Ее матушка едва не согласилась на помолвку, но я велел обождать, покуда влюбленный молокосос не докажет, что готов взяться за ум. Коли парень и после свадьбы останется гулякой, с жалобами ко мне будут бегать, а мне, сам понимаешь, оно без надобности.
Суно кивнул. Родственники Крелдона принадлежали к сословию мелких городских предпринимателей, держали лавки, чайные и мастерские. Маг-безопасник вспоминал о них с досадой, но не выпускал их из поля зрения и порой использовал этот канал для запуска в народ нужных ему слухов.
– Итак, Ривсойму Шайрамонгу нужно привить почтение к семейным ценностям, – подытожил Орвехт. – И я показался тебе самым подходящим для сего дела наставником, что весьма удивительно.
– С тех пор как у тебя появилась Зинта, ты остепенился. По модисткам больше не бегаешь, на актерок не тратишься. Я допускаю, что ты грамотно прячешь концы, чтобы Зинту не огорчать, дело житейское, были бы все довольны. Для юного повесы лучшего наставника не найти: в прошлом известный волокита, ныне любящий муж и будущий отец – именно то, что нужно. Парень он смышленый, в экспедиции будет у тебя на побегушках.
– А второй кто?
Выдержав почти театральную паузу, Шеро доверительным тоном произнес:
– Тоже недавний выпускник Академии, с хорошими оценками и многообещающими задатками… Его зовут Грено Гричелдон.
– Грено Дурной Глаз? – уточнил Орвехт.
– Он самый.
– Благодарствую!
Грено был в своем роде феноменом. Он мог ненароком сглазить. Нарочно сглазить он не мог, даже если очень старался, посему не было возможности использовать эту его способность в интересах Ложи. А брякнет что-нибудь, не задумавшись, как это свойственно желающим блеснуть молодым людям, – и нате вам результат.
Ему давно пожелали бы добрых путей, старшие коллеги сей крайний вариант рассматривали. Грено спасало то, что он был неплохим боевым магом – из тех, кто способен эффективно действовать в одиночку, такие нынче в цене. Решено было приучить его к самодисциплине и держать под надзором. Парень старался не болтать лишнего, но порой забывался, в особенности угостившись пивом: всем можно, а ему нельзя? После раскаивался. Хвала богам, никаких серьезных бед за незадачливым остроумцем пока не числилось.
– Да уж как посмотреть, – проворчал безопасник, когда Суно высказал это успокоительное соображение вслух. – Он мне тетушку Филенду того. Результата пока не было, но если она и впрямь спятит, ему несдобровать. Этот разгильдяй посулил, что старая грымза последние крупицы разума растеряет, коли юный кавалер вскружит ей голову пламенными речами. Ну, спасибо… Ежели оно случится и я получу себе на шею кучу нахлебников, уж я его отблагодарю!