Крысиный Вор - Страница 192

192

Эдмар достал из своей кладовки магический светильник: хрустальный полумесяц, который держит в зубах бронзовая змея. В его золотистом сиянии стали еще отчетливей видны шрамы, изуродовавшие бледное треугольное лицо.

А глаза не тронул, отметила про себя лекарка.

– Я не спрашиваю, зачем ты учинил эту зложительскую пакость. Ты ведь был одержим этим непотребством и порой о том говорил, я помню. Но вот зачем ты потом растрепал на всю гостиницу, что промеж вами было, да еще сказал при всех ту гадость? Мало тебе рожу порвали, еще не такого заслужил!

– Добрая Зинта… – страдальчески вздохнул Эдмар. – А хочешь знать, что он мне перед этим сказал?

– Обругал тебя последними словами. И правильно сделал.

– Нет. Он не стал ругаться. Когда чары песчанницы истаяли, он вначале не произносил ни слова. Признаться, я с жадностью наблюдал за ним, и я улыбался, а его это раздражало…

– Ухмылялся так, что впору бы взять тебя за шкирку да приложить от всей души обо что придется. А то я этих твоих улыбочек никогда не видела!

– Речь истинной служительницы Тавше. Не нравится чья-то улыбка – что ж, можно стереть ее о ближайшую твердую поверхность.

– Не поминай всуе Милосердную, уж она-то никак не одобрит того, что ты выкинул!

– Наконец он нарушил молчание, – продолжил Эдмар. – Подошел к окну, за которым уже рассвело, и говорит: «Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?» Зинта, у меня руки чесались ему врезать, но вместо этого, оцени мою ангельскую выдержку, я всего лишь улыбнулся еще шире и посоветовал ему в ближайшее время не садиться. Тут уже он начал меняться в лице, и в его бездонных темных глазах читалось, что он тоже не прочь мне врезать… Но я должен был выполнить уговор и доставить Мавгис в Олосохар, поэтому недосуг было задерживаться ради драки подушками. Когда я вернулся, он швырнул в меня топором, а что было потом, ты знаешь.

– Ты повел себя, как отъявленный зложитель, из-за того и страдаешь. Не надоело еще быть зложителем? Из-за тебя поезда в Суринань полторы восьмицы не ходили, так что ты многим людям доставил беспокойство, и для него ты теперь распоследний враг. Я слышала, ты его искал, хотя лучше б оставил в покое, а он напал на тебя около пуговичной мануфактуры и чуть не убил.

– Зинта, ты заблуждаешься и в том, и в другом, и даже в третьем. – Эдмар улыбнулся, отчего исполосованное рубцами лицо стало похоже на зловещую маску театрального демона. – Около пуговичной мануфактуры не он на меня напал, а я на него. Хотел проверить, будет ли он использовать против меня летальные приемы. Он этого делать не стал, из чего следует, что у него нет желания меня убивать. Это радует. Минувший раунд закончился вничью, игра продолжается.

– Тебе только и осталось радоваться, что не убили. И ничегошеньки ты не понял, как я посмотрю. Если тебе кто-то дорог – не важно кто, – это еще не значит, что он обязан играть в твои игры. Если ты кого-то любишь, это не оправдывает твоей дури или жестокости по отношению к тому человеку. Бывало, что ты всякое разное о себе рассказывал, так вот, если хочешь знать, половина твоих неприятностей – из-за того, что ты этих простых вещей не понимаешь.

– Это ведь не учение молонских доброжителей? – Он вопросительно заломил бровь, из-за шрамов привычная для него гримаса выглядела незнакомо и гротескно.

– Ну, это просто я так думаю. – Зинта немного смутилась, но потом решительно добавила: – Если ты повадился гулять по болотине, не удивляйся, коли в трясину провалишься. Это в Молоне так говорят, ежели не забыл.

После того как он ушел, она помолилась Тавше, чтобы Милосердная наставила его на путь добра и благомыслия. Хотя понимала, что на Тейзурга ее молитвы вряд ли подействуют.

Зато ей удалось образумить Дирвена. Зинта сделала то, с чем не справились ни учителя в школе амулетчиков, ни кураторы из Светлейшей Ложи, ни даже Суно Орвехт: приохотила этого паршивца к чтению.

Прикованный к постели на ближайшую восьмицу, Дирвен злился и ныл, что он спятит от скуки раньше, чем выздоровеет, – и того нельзя, и сего нельзя, так и рехнуться недолго.

– А книжки читать не пробовал? – спросила лекарка.

Осунувшаяся веснушчатая физиономия первого амулетчика презрительно скривилась:

– Ха, романчики! Брехня сплошная в тех книжках. Каждый дурак знает, что ничего этого на самом деле не было, и все равно люди ведутся на вымысел, как придурки, а писатели сочиняют, чтоб им денег заплатили. Если я знаю, что это сплошные выдумки, для меня это скукотень.

Зинта обиделась за книги, особенно за свои любимые, но виду не подала и посоветовала:

– Тогда почитай о путешествиях в чужие страны – там все правда.

– Да тоже скукотища, я про эти страны в учебниках читал. Ну, или во всякой там обязательной литературе, которой нас мучили. Мне положено знать про чужие страны, потому что мало ли куда на задание пошлют. Вот и говорю, ничего интересного в этих книжках нету. Или враки, или дурацкий фактический материал, который я и так лучше других знаю.

192