Если честно, шайка – чересчур громко сказано. Их всего-то двое и было.
Кемурт ударился в бега после смерти родителей, потому что иначе Надзор за Детским Счастьем забрал бы его у деда с бабушкой, чтобы пристроить в какие-нибудь загребущие «хорошие руки». Конфискованным обычно не разрешают встречаться с родственниками – «чтобы это не расстраивало ребенка и его новых любящих родителей», а старикам без него стало бы совсем худо. Он умел просчитывать, вот и в этот раз все прикинул заранее и свалил до того, как за ним пришли. Инсценировал несчастный случай, перед тем подсунув деду письмо, и с тех пор вел жизнь городской тени, которая всегда своевременно исчезает.
Основательно изучил городские чердаки и крыши, схронов у него было много. Худой и долговязый, но при этом ловкий, проворный, на «ты» с высотой, он больше времени проводил наверху, чем внизу. Промышлял мелким воровством. Связываться с преступными гильдиями Абенгарта не хотел: там свои законы, и оттуда просто так не уйдешь – разве что уедешь в погребальной повозке. Оставаться для них невидимкой Кемурту удавалось благодаря тому, что он был неплохим амулетчиком и не лез на их территорию.
Вот уже три года он вел такую жизнь. Недавно ему исполнилось восемнадцать, а когда стукнут долгожданные двадцать, он станет совершеннолетним овдейским подданным, не подпадающим под действие Закона о Детском Счастье. Кем был уверен, что продержится до победного финала – если только его не сгубит работа на Криса.
Шестнадцатилетнюю Гренту прошлой зимой отобрали у родителей, но она сбежала из приемной семьи, чтобы вступить в воровскую гильдию и стать атаманшей. Начиталась авантюрных романов, а когда обнаружила у себя дар амулетчицы, отправилась на поиски интересной жизни. Знакомство с непридуманными городскими бандитами едва не закончилось для нее печально. Кемурт случайно наткнулся на Гренту на чердаке, где она пряталась и тихонько плакала. Он не смог оставить девчонку на произвол судьбы, с тех пор они воровали и кочевали по абенгартскому поднебесью вместе – вот и вся шайка.
Минувшим летом к ним прибились Таль и Ювгер, тоже спасавшиеся от Детского Счастья. Самолюбие Кемурта получило тогда сокрушительный щелчок: он-то до сих пор считал себя хорошим амулетчиком… Ага, как бы не так! Наглый задиристый Ювгер, на всех глядевший свысока, показал ему, что такое хороший амулетчик.
Гренту сцапали вскоре после того, как они расстались с этой странной парочкой. Тогда было неспокойно, зарубаны лютовали, через день устраивали облавы. Судя по всему, Кемурта подельница не сдала. И, похоже, ей удалось утаить, что она амулетчица, потому что ее определили не в специальную государственную школу, а к баронессе Тарликенц, пожелавшей взять воспитанницу.
Честно говоря, Кемурт с самого начала втайне считал, что такой девушке, как Грента, лучше бы жить в уюте и безопасности, а не шкериться по городским чердакам. С ее-то нравом королевны в бегах и верой в благородных разбойников… Он с ней намучился, сыт по горло. В то же время оставшегося в одиночестве вожака ела совесть: девчонка его не выдала, а он бросит ее в беде? Вдруг ей у баронессы плохо?
В конце концов решил хотя бы поговорить с ней. За тем и явился.
Чердак каретного сарая смотрел прямо на ярко освещенные окна второго этажа. Внутри, словно на озаренной магическими лампами сцене, среди роскошных декораций беседовали действующие лица: Лимгеда Тарликенц и Грента. У Кемурта был театральный бинокль (стянул в лавке «Элегантные штучки»), и он отлично их видел, хотя ни слова не слышал.
Грента в белом платье с кружевами выглядела настоящей принцессой, не хватало только маленькой бриллиантовой короны. Баронесса в темно-красных шелках была точь-в-точь роковая злодейка, замышляющая то ли подсыпать яду, то ли сманить жениха. Она что-то говорила, коварно поблескивая подведенными глазами и улыбаясь накрашенным алым ртом, а девушка слушала, скептически щурясь и вздернув точеный подбородок. Когда баронесса протянула руку, словно намереваясь потрепать ее по щеке, Грента с достоинством отступила, на ее лице мелькнула усмешка – или как будто сразу две усмешки одна за другой: первая торжествующая, вторая непримиримо-вызывающая. Теперь уже баронесса прищурилась.
Надо девчонку спасать, решил Кемурт и непроизвольно подобрался. А в следующий момент едва не подскочил, потому что за спиной у него кто-то негромко произнес:
– Не советую.
Этот парень незаметно подкрался, пока он наблюдал за немым диалогом баронессы и Гренты – или был тут с самого начала? С головы до пят в черном, в сурийском тюрбане, лицо закрыто матхавой, только глаза блестят – но мало ли, что там может блеснуть в темноте, поди заметь его в чердачном мраке, пока сам не поздоровался.
Кемурт струхнул. Если его выследили воры из гильдии, ему хана. В отличие от Гренты с ее светлыми девичьими мечтами он не считал, что кистенщики, крышники и щипари – «самые благородные на свете люди». С конкурентами-одиночками у этих «благородных людей» разговор короткий. Если это бандит-суриец, которому мало пособия от овдейских властей, захотелось еще и лихой поживы, тоже хана – пырнет ножом, и все дела.
– Чего не советуешь? – сипло осведомился Кемурт, отдав команду на готовность паре своих боевых амулетов.
– Не советую туда лезть, чтобы спасти прекрасную плененную деву, – миролюбиво пояснил визави. – Ты ведь за этим сюда пришел? Не оценят. Еще и плюх тебе с двух сторон навешают – за то, что испортил их дивную игру.