Черты лица Хенгеде слегка изменили с помощью чар, которые обновлял раз в три-четыре дня маг-резидент, вдобавок свои светло-русые волосы она выкрасила в темный каштановый. Уже не ветреная девица Тамрила, с которой «случайно» познакомился на улице Дирвен – совсем другая барышня, строже и старше. Ей было не восемнадцать, как она тогда наврала этому поросенку, а двадцать четыре.
С ностальгической грустью думая о том, насколько же приятней было бы встретить Новый год в родной Овдабе – но служба есть служба, Хенгеда Кренглиц была потомственной амулетчицей-службисткой, чем тихо гордилась, – она вышла из переулка на площадь Стихотворцев.
Площадь эта находилась возле Театра Чтецов – небольшого белого здания, убранного по случаю праздника голубыми и зелеными фонарями. Они висели на торчащих из стены крюках, и ветви заснеженного кустарника в их свете искрились россыпями изумрудов и сапфиров. Сбоку была прислонена забытая лестница. На фоне этой декорации перед собравшейся публикой выступал жонглер – рослый парень в звериной маске и серебристом парике, с великолепным пушистым хвостом, на который, верно, ушло не меньше дюжины ценных шкурок. Этот хвост у него еще и шевелился, что имело не меньший успех у зрителей, чем мастерство, с которым парень жонглировал яблоками, ножами и чашками.
– Люди добрые, подайте на пропитание в новогоднюю ночь, кому сколько не жалко! Угостите от щедрот бедного артиста!
– Ты, бедный артист, верни в заведение, чего спер! – надрывался, перебивая, тщедушного вида мужчина, у которого под распахнутым зимним кафтаном белел фартук. – Сколько посуды унес, мерзавец! Чего смеетесь? Я с ним не в доле, он все это из нашей чайной уволок, а меня хозяин послал догонять!
– Ну, так будешь в доле, я с тобой поделюсь!
– Отдавай, кому говорю, посуду!
Люди веселились, одобрительно ухмылялись и кидали «от щедрот» в поставленную на снег шляпу, а Хенгеду пробрал знобящий холодок. Амулеты предупредили ее о присутствии магии, и не поймешь, как истолковать их сигналы: то ли волшебство пустяковое, слабенькое – то ли еще какое мощное, но умело замаскированное.
Она ускорила шаг, чтобы поскорее миновать площадь Стихотворцев. Что-то в безобидном на первый взгляд представлении ее напугало. Потом можно будет припомнить все подробности и разобраться, в чем дело, а сейчас – прочь отсюда.
О таких, как этот господин, в давние времена говорили: «Он из тех, кто превыше всех небожителей почитает воровского бога Ланки».
Благообразный, упитанный, вальяжный, ухоженная темная бородка лоснится от ароматических масел. Глаза приветливые, с этакой добродушной хитринкой и сквозящим за ней расчетливым холодком. Одет богато, но неброско: видно, что больше ценит комфорт, чем показуху. Ловкие холеные пальцы унизаны перстнями, да не простыми, а волшебными – это Куду, Вабито и Монфу определили сразу. Впрочем, гость и сам был магом и вовсе не пытался это скрыть.
– Предаетесь надеждам, молодые люди? – осведомился он по-ларвезийски, нависнув, откуда ни возьмись, над учениками Унбарха, которые понуро бдели с наветренной стороны от гнездовья крухутаков. – Кто знает, может, вам нынче и повезет, но отнюдь не здесь. Моя госпожа приглашает вас отужинать.
Они оказались на ногах еще до того, как незнакомец успел договорить. Первая мысль, мелькнувшая у каждого, – об окаянном враге, Тейзурге-полудемоне. Кто знает, какую игру он затеял на этот раз?
– Ну, ну, молодые люди, незачем так волноваться! – Визитер, похожий на сладкоречивого торговца, с которым надо держать ухо востро, замахал руками в притворном ужасе, обдав троих беглецов душным запахом пота и благовоний. – С вами желает побеседовать прекрасная дама и могущественная чародейка, не раз выручавшая из беды крухутаков. Госпожа предполагает, что у вас с ней, возможно, найдутся общие интересы. Как бы там ни было, я бы вам посоветовал не отказываться от хорошего ужина. Жареная баранина с луком и пряностями, четыре вида соуса, нежнейший отварной рис с зернами кукурузы, сладким перцем и зеленью, вино, фрукты, южные сладости, коими заслуженно славится Суринань…
У Монфу непристойно заурчало в животе, Куду сглотнул слюну, а Вабито напрямик спросил:
– Где и когда она желает нас видеть?
– Вот это мудрый подход, мой молодой друг. В Бунвате, в харчевне «Журавлиный пир», завтра вечером.
Бунватом назывался городишко, до которого от Чивьярхи день пешего пути.
Отвесив степенный полупоклон, незнакомец скрылся за горячими белесыми скалами. Проследив за ним, Вабито, Монфу и Куду увидели, как он отвязал от куста ишака, уселся на него и потрусил в ту сторону, где пролегала большая дорога.
– Ну, и что это значит? – буркнул Монфу.
– Сдается мне, пора уносить ноги, – вздохнул Куду с сожалением.
К вони пернатого народца он уже притерпелся, а жизнь тут была хоть и впроголодь, но спокойная, в отличие от прежней череды мытарств. Ему не хотелось ничего менять.
– Надо пойти на встречу, – угрюмо и в то же время с яростным напором возразил Вабито. – Если это снова тот, о ком мы подумали, нас уже выследили, скрыться не дадут. А если это что-то другое…
Не договорив, он уставился, щурясь, в сквозящую за скалами золотисто-голубую даль.
Прижатая к полу тварь напоминала рябящий мутный ручей, который пытается течь, но остается на месте. При этом она выглядела такой же вещественной, как наступившая на нее матерчатая туфля, поношенная, с загнутым носком и вышитыми цветными звездочками. Две другие гадины, которых тетушка Старый Башмак ухватила за хвосты, казались струями колышущегося серого дыма. От их волнообразных движений голова шла кругом и подкатывала тошнота, смешанная с мертвящим ужасом.